— Неужели все твои мечты, Морган, сводятся к тому, чтобы написать красивую игрушку, играть в нее неотрывно несколько лет, достичь сорокового уровня и сдохнуть от осознания своего виртуального величия и полной безысходности у пыльного экрана? Ты можешь стать паладином, полководцем, главой планетарной империи — но все равно не можешь быть нормальным мужиком, который умеет делать карьеру и зарабатывать деньги…
Милли была не особенно изобретательна, но у нее на сердце многое наболело, к тому же очень хотелось иметь состоятельного парня, который смог бы свозить ее на самый дорогой пляж в Майами-бич и обеспечить первоклассный отдых, и она чувствовала в Моргане потенциал не только к разграблению виртуальных сокровищниц и покорению вражеских бастионов, и ей было очень обидно, что потенциал к зарабатыванию денег у него есть, а состоятельного любовника у нее — нет. Манипуляция была проста, но идею эту течение мысли постепенно перенесло с периферии сознания Моргана в самый его корень, где она застряла занозой и стала гноиться.
Болезненный процесс закончился кризисом личности, легкой депрессией, перешедшей в легкий психоз, и творческим прорывом, который и сыграл ключевую роль в развитии карьеры Моргана Фримена. Его потрясающую работоспособность (еще бы, его нервная система была в таком состоянии, что он почти перестал спать по ночам) и нестандартность решений (еще бы, ведь он почти перестал спать по ночам!) натолкнули босса на мысль сделать его главным в звене, занимавшемся разработкой принципиально новой стратегической игры. В результате игра имела звездный успех, а Морган быстро пошел по карьерной лестнице вверх, с легкостью переступая с одной ступеньки на другую.
В итоге к тридцати семи он уже был начальником проектного отдела, занимавшегося самыми передовыми разработками игровой индустрии, имел отличную репутацию, тонкое чутье на прибыльные идеи и хороший штат сотрудников, каждый из которых был своего рода жемчужиной. Но Дженна, конечно, превзошла всех в своем перфекционизме.
Морган взглянул на свое отражение в оконном стекле и улыбнулся уголком рта. Подумать только, а когда-то он и помыслить не мог о том, чтобы носить строгий костюм и галстук. Хорошо еще, что апрель выдался в этом году нежаркий.
— Дженна, зайди, пожалуйста, на минутку, — попросил коммутатор.
— Да, мистер Фримен, — отозвалась Дженна.
Стоит подумать о замене коммутатора: слишком уж этот расхрипелся. Интересно, правда, что приятный голос Моргана даже этот не делает резким. Она бросила взгляд на часы — в это время он обычно пьет самый крепкий чай.
— Принести что-нибудь? Может быть, чаю?
— Нет, спасибо, возможно, позже.
Она встала и оправила юбку. Не удержалась и взглянула в зеркальце: не стерлась ли помада?
Нет, хорошая, стойкая, полдня уже прошло, а она держится. Дженна подхватила со стола пухлый ежедневник, в котором делала рабочие пометки, и впорхнула в кабинет.
Морган выглядел уже совсем не таким жизнерадостным, как утром. Донна Лиман умеет выжать из человека все соки. И все же она в своем деле — маркетинговых исследованиях компьютерного рынка — акула, звезда и прима, и потому даже при наличии в штате толковых маркетологов Морган все равно консультируется у нее. И Донна, у которой свое агентство и приличный офис, никогда не отказывается от личной встречи с ним, и зачастую эти встречи происходят на территории Моргана. Непонятно почему, но именно к этой сухощавой, угловатой женщине с неприятно-пронзительным взглядом Дженна испытывала чувство, больше всего похожее на ревность. Объяснения этому феномену она до сих пор не нашла.
— Дженна, у меня есть к тебе личная просьба, как ты на это посмотришь? — как-то устало спросил Морган.
— Постараюсь выполнить, — сдержанно улыбнулась Дженна. Он нечасто обращался к ней с просьбами неделового характера, и потому она даже немножко удивилась.
— Хорошо. Дело в том, что у моей жены скоро день рождения, а подарка я не приготовил. Поможешь?
— Конечно. — Дженна порадовалась, что помада стойкая: губы у нее онемели и, вероятнее всего, посинели. Макияж — незаменимая маска в работе с людьми.
— Буду благодарен.
— Что это будет? Есть особые пожелания?
— Пускай будет украшение. — Морган устало пожал плечами.
— Кольцо, браслет, серьги, гарнитур? — Дженна чувствовала себя роботом. И замечательно — это лучшее, что она могла сейчас чувствовать. «Рабочая программа» уже вычисляла, записаны ли где-нибудь размеры пальцев и запястий миссис Фримен.
— Можно гарнитур, — Морган наморщил лоб, — лучше — с изумрудами, кажется, это ее любимый камень. В остальном я полагаюсь на твой вкус.
— Спасибо за доверие.
— Ты его заслуживаешь. Вот, возьми мою банковскую карту, она для подобных расходов. — Морган ободряюще улыбнулся. — Это все. Нет, впрочем, принеси еще чаю, а потом можешь ехать.
— Хорошо, мистер Фримен. Я сейчас.
Дженне пришлось совершить над собой некоторое усилие — совсем почти незаметное, вот что значат годы тренировок, — чтобы закрыть дверь так же тихо и осторожно, как всегда. Чай она заваривала машинально. Внутри нее будто сжалась какая-то пружина — странно, с чего бы это? Она не хотела думать о том, что будет, если пружина распрямится.
Морган уже погрузился в дела и на ее появление в кабинете отреагировал только легким кивком. Дженна подавила вздох. Просто тень. Полупрозрачная тень приятных очертаний. Полезная к тому же для рабочего процесса. Ничего больше. Она для него — ничего больше, и ключевое слово «ничего».